«Сомнение» (2008): За и против

Сомнение может быть такой же мощной обузой, как и уверенность
(Из фильма)

Когда ты противостоишь злу – это шаг от Бога. Но на Его службе…
(Из фильма)

Во многих аннотациях к этому фильму, которые мне попадались на глаза, говорится, что он – о церкви, о разных позициях и взглядах на ее роль в обществе, и прочее. Я лично думаю, что не только и даже не столько. Хотя действие фильма происходит в католической школе, а сюжет развивается вокруг психологического противостояния директрисы школы сестры Алоизии (преобразившаяся до неузнаваемости Мерил Стрип) и приходского священника отоца Флинна (Филип Сеймур Хоффман), я не думаю, что светский драматург Джон Патрик Шэнли всерьез бы заморачивался сначала пьесой (отмеченную, кстати, Пулитцеровской премией), а после – фильмом, только для того, чтобы рассказать нам о проблемах внутрицерковной жизни. Так что, как говорится, давайте смотреть ширше.

В каждый момент нашей жизни, когда мы принимаем какое-то решение, готовимся его принять либо переживаем его последствия, мы одновременно подвержены действию двух противоположных сил – сомнению и уверенности. По большому счету, умение правильно находить баланс между ними двумя и определяет, насколько на самом деле безмятежным будет наше плавание по житейскому морю. Обе крайности таят в себе большие проблемы.

Знаете, есть такая старая шутка о том, что оптимист считает, будто мы живем в самом замечательном из миров, а пессимист опасается, что именно так оно и есть… Тут происходит что-то подобное. Поддаваясь удушливым объятьям сомнения, неуверенности и страха, мы созантельно разрушаем себя и едва ли сможем достичь чего-либо существенного в жизни. Просто потому, что сомнение учит не стремиться вообще ни к чему.

«Единственное, чего стоит бояться – это сам страх», – гласит надпись на доске в классе, где преподает молодая сестра Джеймс.

С уверенностью дело обстоит еще сложнее. Будучи само по себе двигателем прогресса и внешним проявлением веры («Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом»), это чувство, тем не менее, может сослужить нам еще худшую, чем сомнение, службу, если перейдет определенную черту (см. эпиграф).

За этой чертой, когда уверенность перестает слышать голос разума, голос сомнения, голос совести и другие голоса, которыми нас может предупреждать Бог о надвигающейся катастрофе, она становится фанатизмом. И, войдя в раж, может покалечить не только предавшуюся ей душу, но и судьбы окружающих людей. Отголоски чего, собственно, и видим на экране. Об этом-то предупреждал нас Апостол Павел словами, вынесенными в эпиграф.

Такая вот диалектика жизни. Чтобы понять, как не впасть в обе крайности, внимательно смотрите фильм.

Чтобы коснуться другого круга вопросов, которые поднимает этот фильм, вернемся в начало этого размышления. Да, критики правы – это действительно фильм о церкви, где показано «консервативное и прогрессивное» направление во «взглядах на роль церкви в меняющемся мире». Образы главных героев в каком-то смысле представляют собой обычные перегибы в ту и другую сторону.

Едва ли вид сестры Алоизии, затянутой, как в скафандр, в монашеское облачение и чепец, наводит на мысль о «свободе, которую даровал нам Христос» (Галатам 5:1). С другой стороны, сигарета в зубах, шумные застолья и длинные холеные ногти отца Флинна – признак не прогрессивности, а скорее либеральности взглядов.  Впрочем, как всегда, дело не в чепцах, платьях, зубах и ногтях, а в сердце – в том, как оно любит Бога, как оно подчинено Ему и как оно изливает Божью любовь на людей вокруг.

Мы так и не узнаем, как разрешилась главная интрига сюжета, что произошло на самом деле между пастырем и чернокожим мальчиком, и были ли оправданы опасения сестры Алоизии. И это, мне кажется, не случайно. Не суть важно, как бы говорит режиссер, имел ли под собой реальную почву этот инцидент. Потому что на самом деле конфликт пролегает гораздо глубже.

Это фундаментальный внутренний конфликт, который происходил во все века в жизни как церкви в целом, так и каждого христианина в частности. Он вызван Христовым поручением своим ученикам быть одновременно и в мире, и не от мира. И здесь многие бросаются в крайности, одну из который оличетворяет героиня Мерил Стрип.

Бездумное отгораживание от всего нецерковного не есть мерило духовной чистоты.  «Внешнее отвержение и неприятие чего-либо, – писал Освальд Чемберс, – может свидетельствовать о глубоком внутреннем стремлении к этому.»

Тем более – чрезмерное увлечение битвой со грехом, когда в процессе забывается главное, ради чего, вернее, – кого, эта битва идет, а любовь, сострадание и милость к людям воспринимаются как попустительство лукавому.

Отец Флинн, со всей искренностью, непосредственностью, состраданием и любовью к ближнему, которая присуща глубоко верующему (не религиозному!) человеку,   решительно не приемлет такого подхода. «Не верьте тем, кто говорит, что свет в вашем сердце – это слабость. Это обычная тактика злых людей – убить доброту во имя добродетели…» (Не пропустите притчу отца Флинна о сплетнях! Специально не хочу приводить ее здесь, чтобы не смазать эффект, который она произведет на вас.)

Описанная выше проблема конфликта живой веры и религиозности уходит корнями в глубину времен. Главная задача церкви, сегодня, как никогда – это отождествить себя с Божией любовью к людям, а не наоборот – прикрываться именем Всевышнего, чтобы беспрепятственно вершить свою волю, о которой мы в данный момент можем сказать, что она хороша. И кто знает, каким это будет казаться через секунду… И это – вторая сторона проблемы, о которой, как мне кажется, рассказывает этот тонкий, глубокий и непростой фильм.